Пробуждение

[nimsolopp]

Сознание медленно возвращается ко мне, как если бы невидимые руки постепенно открывали тяжёлые тёмные драпировки, опустившиеся на мой разум…

Я чувствую, как моё лицо, грудь и живот прижимаются к твёрдой и неровной поверхности. Мои пальцы, скрючившиеся, подобно когтям, зарываются в мелкую галку. Я пытаюсь издать тяжёлый стон, рвущийся из моей груди, но как бы я не старался, я не могу сделать это.
Мне кажется, что я просто забыл, как это делается.

Темнота окутывает меня, сдавливая и безжалостно вжимая моё тело в землю. Когда я пытаюсь сделать вдох, то не ощущаю ни малейшего движения мускулов или рёбер, которое должно сопровождать расширение грудной клетки, и не чувствую прохладного прикосновения воздуха к моей гортани и лёгким.

Что со мной происходит?

Холодный, безжалостный смех, который кажется сильнее всего, что я когда-либо испытывал, окутывает меня, когда я заглядываю в темноту, пульсирующую перед моими глазами.

Я даже не могу понять, открыты мои глаза или закрыты.

Спустя бесконечное мгновение, на протяжении которого смотрю в эту пустоту, у меня перед глазами начинают возникать странные узоры. Извилистые вспышки зелёного и жёлтого света разрывают темноту, подобно молниям. Расплывчатые аморфные силуэты, напоминающие исполинских светящихся людей, одновременно приближаются ко мне и отдаляются от меня.

Обрывки мыслей и глухие далёкие голоса проносятся подобно фантомам через мой разум. Всякий раз, когда я пытаюсь сосредоточиться на какой-то мысли, она ускользает от меня, подобно крошечным песчинкам на берегу, утекающим сквозь пальцы.

Мне кажется, что я помню, кто я.

Меня зовут Джабал… Хотя жречество Зэм дало мне новое имя – Икнатон. Наконец-то один ясный образ вспыхивает в моей голове, оказываясь более сильным и отчётливым, чем все остальные.

Огни.

Я помню, что видел два вращающихся круга света, направленных на меня и движущихся ко мне из темноты. Моё тело напрягается, и я вспоминаю, как начал клониться в сторону, готовясь к столкновению.

Внезапный треск, напоминающий звук разрывающейся влажной ткани, ударяет мне в уши. Я инстинктивно съёживаюсь, вспоминая глухой тяжёлый удар, за которым следует хор завывающих голосов.

Но это ещё не всё. Есть ещё что-то, связанное с рекой.

Я помню, как стоял на берегу реки, где утонула моя жена, Кеби. Это был несчастный случай, после которого, шесть месяцев спустя, из-за внезапной болезни умерла и моя дочь. Это навсегда подорвало мою волю к жизни. То, что я обращусь к могущественным жрецам-личам своего народа, было лишь вопросом времени.

Они обещали нам всем встречу с безвременно ушедшими близкими и новую жизнь после смерти. Тэп, величайший некромант, стоял за всей этой мерзкой ложью. Я очнулся после долгого сна и теперь прекрасно понимаю это.

Я умер.

Но, если я мёртв, почему я до сих пор ощущаю, как моё лицо прижимается к земле?

Мои представления о смерти не исключают вероятность посмертного самоосознания. Я не представлял смерть как чистое и незамутнённое забвение, но именно к нему я стремился сейчас. Тяжесть прошлой жизни мешала мне ясно мыслить.

«Что за чертовщина здесь творится?» - Шепчу я, поражённый звуком своего собственного голоса.

Я медленно поднимаюсь и пытаюсь отряхнуть ритуальные одежды от земли.

Страх одиночества наполняет меня, когда я понимаю, что не узнаю место, в котором оказался. Оно определённо не похоже ни на одно из тех мест, которые находились неподалёку от храма Тэпа.

Я решил прогуляться вдоль дороги. Свет уличных фонарей разбивается на тонкие синие и красные лучи, отбрасывающие множество узких чернильно-чёрных теней, ложащихся на землю. Давящее ночное небо, скрытое облаками, нависает надо мной, напоминая густой полог тумана.

Взмахнув руками, чтобы не упасть на землю, я оглядываюсь и понимаю, что стою посреди некогда оживлённой дороги, проходящей через нечто, странно напоминающее безобразный храм. Повсюду, куда бы я не глянул, мой взгляд натыкается на следы безжалостного воздействия враждебной империи, на территории которой я оказался. Я хочу пойти куда-то, просто для того, чтобы сделать хоть что-то, но не знаю, в какую сторону направиться дальше. И, в этот момент, слышу тихие шаги, раздающиеся у меня за спиной.

Я стремительно оборачиваюсь и вижу тёмную фигуру, которая медленно приближается ко мне. Она сгорблена и кажется смутно знакомой. Одна нога – левая – волочится по земле, как будто бы полностью парализована. Вторая же представляет из себя чудо инженерной мысли – это механический протез. Свет дорожных фонарей частично освещает грубое, застывшее в злобной ухмылке лицо незнакомца, хотя его запавшие щёки и шея остаются сокрыты.

Когда фигура подходит поближе, я понимаю, что это человек – или, по крайней мере, был им когда-то. Создаётся впечатление, будто бы его тело разлагается на глазах. Побелевшие куски гниющей кожи свисают у него со лба и щёк, раскачиваясь после каждого шага, который он делает.

«Остановись», – произношу я, удивившись силе своего собственного голоса.

Фигура на мгновение замирает, после чего слегка наклоняется вбок, бросая на меня внимательный взгляд. Свет фонарей падает на его правый глаз, наполняя его зловещим зелёным сиянием.

«Я Сарбаз Омари, сотрудник НИИ МАНАНАЗЭМ», – отвечает мужчина. – «И я не уверен, что у тебя достаточно полномочий, чтобы указывать мне».

Человек достал из большой сумы что-то вроде дудки и издал звук, навсегда отпечатавшийся в моей голове. Он звал на помощь. Мёртв я или жив, я всё ещё существую и заставляю других нервничать. Сама мысль об этом доставляет мне удовольствие.

[eslavo]

Интересно. Только я не понял, что произошло в конце...

[nimsolopp]

Интересно. Только я не понял, что произошло в конце...

А это будет дальше

[nimsolopp]

«Отвратительно шаря вокруг себя руками, труп приподнялся, и мы услышали звук. Слишком ужасный, чтобы назвать его голосом. Но самым ужасным был не тембр. И не смысл услышанного - это была простая фраза: «Прыгай, Леопольд, ради Ниха, прыгай!» Весь ужас крылся в источнике звука. Ибо он исходил из дальнего чёрного угла комнаты, где едва можно было различить несколько высоких стройных фигур учёных-восставших. О, Незеб, Скракан, Тенсес! Я рад, что эта чёрная наука находится на службе у Империи, а не у кого бы то ни было ещё. По крайней мере, Комитет заверили, что чернокнижники эльфов не способны добиться таких успехов в реанимации умерших. Это одновременно пугает меня и заставляет радоваться».

Валентин Вестин, агент Комитета Незеба.

Я так и не смог встретиться с Надин до тех пор, пока не умер. Моя вторая жизнь началась, словно история с привидениями: я бесцельно блуждал по незнакомым мне степям, пока Сарбаз Омари на нашёл меня. Я даже не надеялся встретить кого-то из прошлого. Каково же было моё удивление, когда надо мной начали работать учёные во главе с Иасскул Надин.

Я помнил её. Она никогда не была похожа на мою супругу - слишком ветреная, слишком беспечная. Но жизнь настоятеля состоит не из удовольствий, и тогда мне не было до неё дела. Сейчас её гладкая тёмная кожа имела светло-серый оттенок, а некогда прекрасное лицо надёжно скрывала металлическая маска. Безжалостный и леденящий душу страх окутывает меня, когда я заглядываю в её глаза и вижу лишь холодный научный интерес. Надин не та, что прежде. Дело даже не в том, что я когда-то казался ей недосягаемым, скованным обязательствами жрецом, а сейчас она ампутировала мою руку пилой для костей. Мне казалось, что сама жизнь ушла из неё.

«Он понимает, что происходит?» — Спросила она своих монструозных коллег-потрошителей далёким, угасающим голосом.

«Да, пациент находится в сознании, Иасскул», — ответил один из них, одно из этих чудовищ в железных масках.

«Отлично. Приступайте к операции. У меня на сегодня запланировано ещё две подобные процедуры. Можем мы и бессмертны, товарищи, но я не люблю терять времени».

Не могу сказать, что я не испытывал боли. Однако я с интересом наблюдал за тем, как вживлённый холодный металл становится частью меня самого, продолжением руки, ноги. Моя погибшая цивилизация обладала подобными знаниями, и нечто неестественное было даже модным в Хикуте. Но то, с каким размахом, в каких масштабах теперь мёртвые оперируют мёртвых, лишь пугало меня. А что, если всё живущее умерло, и я буду вынужден провести целую вечность среди подобных мне чудищ? Эта перспектива казалась мне не пугающей, но отвратительной. На мгновение я почувствовал, будто задыхаюсь, словно мне не хватает воздуха, хотя я уже несколько дней не дышу.

«Так, мы заканчиваем. Ваше имя? Вы помните своё имя? Вы должны нам сказать своё имя...» — Шипел без умолку один из хирургов, давших мне новые сильные руки и ноги.

«Икнатон, жрец Ниха!» — Выкрикнул я, словно читал заклятье. На самом деле мне просто хотелось найти объяснение всему происходящему. Непонимание рождало гнев, а имя истинного бога смерти успокаивало.

«Спокойно, голубчик. Спокойно! Нет никакого Ниха, нет. Совсем нет. Пилюли Вам кое-какие назначим, понаблюдать Вас ещё надо будет. Сразу не выпишем, нет. Тяжёлый случай, понимаете ли. Да и бегать сразу не будете. Практика показывает, что только через 48 часов испытуемые танцуют «Яблочко», но я бы тут дал неделю как минимум. Не спешите, голубчик, отдохните. Успеете ещё принести пользу Империи!»

Слова этого врачевателя ясности не внесли. Я с трудом помнил, как попал в эту лабораторию из степей. Должно быть, меня оглушил этот Сарбаз Омари или дружки. Не знаю. Сейчас меня больше интересовало, что за Империя состоит из оживших мертвецов. Врачи перенесли меня на койку. Сознание отдалялось от меня, будто я готов крепко уснуть, но я не знал, что ждёт меня там, в темноте. Я всеми силами держался за боль, дарующую ясность ума.

«Икнатон, или, точнее, Джабал, верно я понимаю?»

Это была не она. Это была слабая тень Надин. Её оболочка, если угодно. Как много в ней от той прежней женщины, которую я знал?

«Надин».

«Протокол семнадцать-дробь-один запрещает подобные сентиментальные встречи, если могут повредить дальнейшей работе...»

«Что... ты... такое?» — Спросил я.

«Печально это слышать. Обычно память и самосознание приходят одновременно, вероятно, нарушена личностная целостность. Придётся вызывать специалистов-мыслителей из Отдела...»

«Них! Них тебя побери! Что ты?!»

На помощь не столько испуганной, сколько озадаченной Надин подоспели два огромных существа в халатах, и на них не было следов времени и хирургии. Меня охватил настоящий страх: Империю населяют не только умершие, но и живые. Один Тэп знает, что за монстр управляет всем этим противоестественным сборищем.

«Всё в порядке, отставить», — великаны ушли. — «Пожалуйста, прояви немного уважения. Как ты, должно быть, помнишь, меня зовут Надин, и я ношу звание Иасскула в НИИ МАНАНАЗЭМ. Мы в столичном филиале Института. Позволь сказать прямо и несколько грубо: ты умер».

«Ты тоже», — заметил я.

«Хамить не обязательно. Наш дорогой Нефер Ур, наш предводитель, даровал нам шанс вступить в Империю. Видишь ли, мой дорогой друг, Хикута больше нет. Нет и мира, каким мы его знали. Прошло много сотен лет, и Сарнаут пережил ни с чем не сравнимую Катастрофу, он разлетелся на отдельные островки, аллоды. На одном из них — Игше — мы находимся сейчас».

Судьба мира меня беспокоила куда меньше, чем моя собственная, хотя когда-то это было совсем наоборот. Я сумел подняться и выглянуть в окно, после чего резко рухнул обратно на больничную койку.

«В течение некоторого незначительного времени нагрузки на опорно-двигательный аппарат строго запрещены. Но вернёмся к нашей дружеской беседе. За окном не увидишь бескрайнего астрала, не здесь. Аллоды очень велики, и хотя некоторые, лишённые защиты Великого Мага, погибают, растворяясь в синеве, каждый день астралоплаватели находят и спасают множество других островов. Империя — передовое государство. В ней равны все: и хадаганцы, и орки, которых ты только что взбаламутил, и мы, восставшие, народ Зэм. Все служат одной цели — величию нашей славной страны. Тебе надо будет послушать как-нибудь замечательные хадаганские песни. Сразу же проникнешься духом патриотизма!»

«Так... кто ты?» — Настаивал я на ответе.

«Мой дорогой Джабал, то есть Икнатон! Я — всё ещё я, Надин. Надеюсь, и в этой жизни мы подружимся. Только, кхе-кхе, Иасскул Надин, если что».

Мне стало несколько легче. По крайней мере, эту оболочку заполняли воспоминания той прежней Надин. Империя? Что она сможет мне дать?

«Ладно, друг, ты всё ещё пациент, хотя это слово несколько неуместно, ведь мы как-никак в НИИ. Считай себя почётным гостем. А мне надо делать мою работу, прошу меня извинить», — с этими словами она встала с соседней пустой кровати и взяла на небольшом столике набор бритвенно-острых инструментов. Её глаза блеснули зелёным светом. Лицо её было лишь неподвижной маской, но мне показалось, что Иасскул Надин предвкушает очередное хирургическое вмешательство в чью-то вторую жизнь.